Меняющийся рынок нефти

Почему потрясения в области предложения нефти больше не похожи на кризисы 1970-х годов? Потому что у Америки теперь много нефти, а мировой энергетический рынок стал более гибким.

В январе 2022 г. цена на сырую нефть марки Brent (от которой рассчитывается стоимость всех остальных сортов этого топлива) впервые с 2014 г. взлетела выше отметки в 87 долл. за баррель. К началу марта, после вторжения России на Украину, цена подскочила ещё на 50%. Рынки боялись, что санкции против России (одного из 3 крупнейших в мире производителей нефти) резко ограничат предложение этого вида топлива на мировом рынке.
Правительства опасались и по поводу газа: что произойдёт с зависящей от поставок из России экономикой Европы, если Москва перекроет вентиль?
В «Мировом энергетическом обзоре», изданном той осенью Международным энергетическим агентством (МЭА – межправительственная организация, объединяющая крупные страны, потребляющие энергию), провозглашалось, что влияние вторжения на рынок нефти и газа приведёт к «первому по-настоящему всемирному энергетическому кризису, последствия которого будут ощущаться спустя много лет».
Потрясение 1973 г. (которое среди прочего привело к созданию МЭА) было связано с одной лишь только нефтью и очень быстро отразилось на положении в развитых странах. Куда более широкий энергетический кризис, разразившийся после февраля 2022 г., оказался куда более скоротечным.
Большая часть человечества стала более уязвимой, чем в 1970-е годы. Зато энергетическая система стала более гибкой. В ответ на потрясение 1973 г. страны-потребители стали накапливать запасы нефти, чтобы противодействовать внезапным кризисам с поставками. Их деятельность как раз и согласовывало МЭА. В марте – апреле 2022 г. мы увидели крупнейший в истории выброс на рынок нефти из этих резервов, включая Стратегический нефтяной запас (СНЗ) Америки.
Использование резервов обеспечило некоторую передышку. По подсчётам американского министерства финансов, использование СНЗ позволило снизить цену галлона бензина на заправках на 17–42 цента. Разумеется, влияние этого шага было кратковременным.
Более важным источником успокоения явился сам рынок. В 1970-е годы рынок был хрупким и скрытным. За последующие десятилетия он стал более сложным и преимущественно прозрачным. Сейчас товарооборот на мировом рынке нефти превышает 2 трлн долл. Это больше товарооборота 10 следующих по размеру рынков сырья, вместе взятых.
Эдуард Морс, до недавнего времени руководитель исследования сырьевых рынков в банке Citigroup, говорит, что новые способы торговли подрядами и фьючерсами, а также куда большая ликвидность рынка, позволили «создать мир, альтернативный подходу «разори соседа», который лежал в основе идеи арабского бойкота и политики ОПЕК».
Как выразился высокопоставленный сотрудник одного торгового дома, «теперь у нас есть всемирная взаимосвязанная система, реагирующая на цену».
Поскольку экспортные рынки России ограничиваются практически только Китаем, Индией и Турцией, рынок приспособился к новой действительности.
Произошло не просто эффективное перенаправление поставок из других стран. Санкции оказались вовсе не столь впечатляющими, как на это надеялись.
Саад Рахим, главный экономист Trafigura (великана в области торговли сырьём), указывает на ту роль, что сыграли посредники в перенаправлении русской нефти к новым потребителям. Торговцы из Дубая и Сингапура перестроили танкерный флот, чтобы направить огромное количество удешевлённой нефти на перерабатывающие заводы в Индии. Они изменили сложившиеся маршруты поставок с удивительной ловкостью.
Бадр Джафар, глава Crescent Group (эмиратской компании, занимающейся природным газом из Ирака и Египта), признаётся, что смог увидеть огромный подъём «серой торговли» попавшей под санкции сырой нефтью благодаря всё тем же посредникам из ОАЭ. Он говорит, что отсутствие «вторичных санкций в отношении России, которые могли бы в зародыше задушить эту тенденцию», свидетельствует о терпимости со стороны стран Запада. Успех с поставками на рынок русской нефти может привести к расширению «серой торговли» и с другими странами, находящимися под санкциями.
Даже если санкции плохо работают, они всё равно влияют на доход, что получает находящаяся под ними страна. А ещё они наносят удар по перспективам добычи нефти в будущем. Санкции, нацеленные на то, чтобы помешать нефтедобывающим компаниям получать необходимые технологии, имеют прорехи, но всё равно оказывают серьёзное влияние.
Арджун Мурти, знаток энергетического рынка, пишет на сайте Super-Spiked, что Ирак, Иран, Ливия и Венесуэла так никогда и не смогли восстановить тот объём добычи нефти, что наблюдался до введения против них американских санкций. Кое-кто в отрасли впечатлён тем, как успешно находчивому нефтедобывающему сектору России удаётся поддерживать в условиях санкций достигнутый уровень добычи. Вот только неизвестно, долго ли это будет продолжаться.

Дайте мне залежи сланцевого топлива и точку опоры…
А теперь появился и третий фактор. В 1980–1990-е годы небольшое число американских предпринимателей проявило, казалось бы, донкихотский интерес к использованию воды под высоким давлением с добавлением химикатов и песка для разрушения неподатливых горных пород. Они верили, что гидроразрыв пласта – технология, которой правительство занималось с 1970-х годов, – позволит добывать газ из пород, которые считались слишком твёрдыми для обычной эксплуатации. И они оказались правы.
В начале 2000-х годов гидроразрыв пласта, соединённый с достижениями горизонтального бурения, привёл к тому, что газ в изобилии стал добываться из ранее не использовавшихся сланцевых месторождений.
Иногда в нефтедобывающей отрасли геополитика толкает вперёд развитие технологии. Так было, например, в 1956 г., когда закрытие Суэцкого канала привело к появлению сверхтанкеров. Но бывает, что появление новых технологий становится двигателем изменений в геополитике. Именно это произошло с гидроразрывом пласта.
Добыча сланцевого газа привела к быстрому перенасыщению американского рынка. Терминалы по приёму сжиженного природного газа (СПГ), изначально создававшиеся для импорта в Америку, стали использоваться уже американскими газовиками для доступа на мировой рынок с его высокими ценами. В 2016 г. был открыт первый в Америке экспортный терминал. За 2016–2022 годы объём мировой торговли СПГ вырос на 56%. Дальнейший рост экспорта СПГ из Америки должен привести к тому, что объём международной торговли сжиженным газом превысит объём торговли газом по трубопроводам.

На графике показана динамика добычи нефти (в млн баррелей в день) в США в 1970–2023 годах. Отдельно выделены нефть, полученная в результате обычного бурения, в том числе на шельфе; нефть, добытая на Аляске; сланцевая нефть. Источник: МЭА.

Из-за этого зима 2022–2023 годов не стала столь ужасной для лишённой русского газа Европы, как того опасались. Этот континент сократил спрос посредством разного рода мер и увеличил импорт СПГ более чем на 50 млн тонн (или на 66%). Более 44% от этого количества пришло из Америки.
Потребители из Азии уступали свои подряды на поставку газа потребителям из Европы, когда суда уже находились в море. Им приходилось срочно менять свои маршруты. Произошедший тогда скачок цен на СПГ во всём мире нанёс тяжёлый удар не только по таким бедным странам, как Бангладеш и Пакистан, но и по таким государствам со средним доходом, как Индия и Бразилия. Именно это имело в виду МЭА, говоря о всемирном характере кризиса.
Притупление газового оружия России – не единственное последствие появления новых американских технологий бурения. Оказалось (времена меняются), что гидроразрыв пласта может применяться при добыче не только газа, но и нефти. В 2005–2015 годах добыча нефти в Америке выросла с 8 до 15 млн баррелей в день. В итоге американский импорт нефти сократился с 14 млн баррелей в день (исторический максимум) до 9 млн.
В 1970-е годы США были крупнейшим в мире производителем нефти. Потом они уступили корону Советскому Союзу, а затем Саудовской Аравии. Но в 2018 г. Америка вернула себе первенство. Теперь она является и крупнейшим в мире производителем, и крупнейшим в мире потребителем, и крупнейшим в мире чистым экспортёром как нефти, так и газа.
Это не значит, что Америка полностью влияет на мировой энергетический рынок. Она скорее принимает сложившиеся на нём цены, чем устанавливает их. Америка со своим сланцевым газом не может так же легко увеличивать и уменьшать добычу, как это делает Саудовская Аравия. Но теперь самая могущественная страна планеты больше не переживает по поводу своей энергетической безопасности. Если период высоких цен на энергоносители затянется, то это просто приведёт к расширению добычи в сланцевом секторе.

… И я переверну мир
Геополитические последствия связаны не только с решением проблемы обогрева Европы. Сокращение американского импорта означало, что опасения Вашингтона по поводу поставок нефти из стран Персидского залива начали ослабевать. А ведь американцы были этим постоянно озабочены с 1973 г. вплоть до 2000-х годов. Именно этими страхами была вызвана, например, война в Персидском заливе 1991 г. Это привело к тому, что всё больше нефти из района Персидского залива стало утекать на восток.
В 2000-е годы экономика Китая росла с беспримерной скоростью, а вместе с ней росла и её жажда нефти. Появление на рынке американской сланцевой нефти было как нельзя кстати.
«В середине 2000-х годов конкуренция между США и Китаем за ресурсы казалась неизбежной», – говорит Меган О’Салливэн, директор Центра Белфера в Школе государственного управления Кеннеди при Гарвардском университете.
Несмотря на то, что спрос со стороны Китая привёл к росту цен, эта конкуренция не стала слишком горячей, как многие опасались. Всё дело в том, что «энергии оказалось в изобилии». В 2013 г., через год после прихода к власти Си Цзиньпина, Китай обогнал Америку и стал крупнейшим импортёром сырой нефти.
Поскольку подъём Китая стал важнейшим геополитическим фактором эпохи, ответом Америки стал её «разворот» лицом к Восточной Азии… и уход с Ближнего Востока. Это смещение фокуса внимания стало очевидным 14 сентября 2019 г. В этот день два нефтеперерабатывающих узла, принадлежащих Saudi Aramco (государственной нефтедобывающей компании), подверглись нападению ракет и беспилотников, организованному хуситскими повстанцами в Йемене, за спиной которых стоял Иран. Добыча Aramco упала на 5,7 млрд долл. в сутки.
Когда в 1990 г. в результате иракского вторжения в Кувейт добыча нефти сократилась на 5 млн баррелей в день, за этим последовал крупнейший за десятилетие скачок цен. А полгода спустя началась война под предводительством Америки.
В 2019 же году Вашингтон откликнулся на развернувшиеся в Саудовской Аравии события лишь предложением символически увеличить численность своего воинского контингента в арабских странах Персидского залива и немного помочь им в обновлении арсеналов. Если бы нападения на саудовские нефтедобывающие и нефтеперерабатывающие мощности продолжились и это стало бы угрожать мировой устойчивости, то Вашингтон наверняка сделал бы больше.
Но тогда реакцию Америки (точнее, её отсутствие) заметили все. «Абкаик подвергся нападению, а Соединённые Штаты и глазом не повели», – сказал тогда Джэйсон Бордов из Колумбийского университета. Это стало поворотной точкой.
Приоритеты Америки изменились, но ей всё равно трудно уйти с Ближнего Востока. Если это создаёт там частичную пустоту, то её не стремятся заполнить другие. Всем очевидно усиление роли азиатских стран в Персидском заливе. Китайские государственные компании являются ведущими инвесторами в нефтедобывающую промышленность Ирака и нефтеперерабатывающие мощности Саудовской Аравии. Китайские компании, занимающиеся солнечной энергетикой, проникли в ОАЭ. В июле 2023 г. во время государственного визита в ОАЭ индийский премьер-министр Нарендра Моди убедил принимающую сторону начать торговые расчёты не в долларах, а в рупиях и дирхамах.
Но эти экономические связи не означают готовности стран Азии принять участие в поддержании устойчивости в этом регионе. Робин Миллс из Qamar Energy (консалтинговой компании из Дубая) говорит, что отношения между Китаем и странами Ближнего Востока широки, но поверхностны. В них не уделяется большого внимания вопросам безопасности. Возможно, что заключённое в 2023 г. при посредничестве Китая соглашение между Саудовской Аравией и Ираном о нормализации отношений означает более глубокую вовлечённость Пекина, но, скорее всего, события будут развиваться неспешно.
Нынешняя смута в регионе тому подтверждение. Несмотря на все свои попытки разворота, Америка по-прежнему остаётся глубоко вовлеченной в столкновение, начавшееся cо зверств ХАМАС 7 октября. А крупнейшие азиатские потребители нефти – нет.
Они не разделяют американского интереса к сдерживанию Ирана, который в 2023 г. продал Китаю более 90% нефти, поставляемой на внешний рынок. Мало кто обеспокоен поддержкой Израиля или американских усилий по защите судоходства в Красном море от нападений хуситов, начатых в знак взаимовыручки с ХАМАС.
Конечно, всё было бы совсем иначе, если бы под угрозу было поставлено судоходство не в Красном море, а в Персидском заливе. Через Ормузский пролив – этот вход в Персидский залив – проходит пятая часть мировых потоков нефти. С 1980 г. Америка была привержена борьбе с любым внешним влиянием в Персидском заливе. Если надо, она была готова использовать силу. Обеспечение свободного прохода через Ормузский пролив было сердцевиной «доктрины Картера».
При всём своём сланцевом благополучии Америка по-прежнему заинтересована в предотвращении потрясений в мировой экономике, не говоря уже об ударах по своему собственному влиянию. А перекрытие Ормузского пролива неизбежно приведёт к таким последствиям.
Но у Ирана есть собственные причины не ставить под угрозу 1 млн баррелей в день, что он экспортирует в Китай через Ормузский пролив. Потребуются большие потрясения, чтобы что-то изменить в этой области. Но это не значит, что такие сдвиги невозможны.
Если Пекин объявит блокаду Тайваня или вторгнется на этот остров, то Америка может попытаться перекрыть поставки нефти в Китай через Ормузский или Малаккский проливы (между Малайзией и Индонезией). Это лишь один из способов развязать столкновение, что обернётся катастрофой для мировой экономики.
Без такого всемирного столкновения нынешняя смута на Ближнем Востоке не способна взбудоражить нефтяной рынок. Он слишком сложен и велик, а Америка может действовать на нём с уверенностью крупного производителя. Рост спроса на СПГ ведёт к ещё большей устойчивости мировой энергетики. Но есть два предостережения.
Во-первых, климатическая политика может заставить страны ограничить поставки нефти. Это серьёзная угроза. Прекратить импорт из какой-то страны сложно. Об этом свидетельствует опыт России, которая продолжает поставлять нефть. Такой шаг приведёт лишь к наказанию собственной промышленности. В мире с большими и ликвидными рынками такая мера вряд ли приведёт к снижению общего выброса парниковых газов в атмосферу.
Возьмём «временное прекращение» выдачи разрешений на эксплуатацию новых американских терминалов по сжижению газа, о котором объявило в январе правительство Байдена, указав на необходимость лучше понять влияние на климат увеличения его экспорта. Этот перерыв многими рассматривается как попытка успокоить молодых избирателей, озабоченных изменениями климата. Они не понимают, как Америка может быть одновременно и вождём в климатической политике, и крупнейшим в мире производителем нефти и газа. Конечно, это решение будет отменено, если Байден проиграет выборы.
Не очень понятно, как должно выглядеть обещанное изучение климатических эффектов. Ведь сокращение экспорта американского СПГ будет просто замещено ростом экспорта из Катара и Австралии. У ряда потребителей, рассчитывавших на СПГ, может возникнуть соблазн вернуться к углю. В Америке же природный газ, лишённый доступа на мировой рынок, может стать столь дешёвым, что полностью вытеснит возобновляемые источники энергии.
Второе предостережение связано с тем, что сейчас нефтяной рынок довольно вял. Спрос высок. Но он мог бы быть ещё выше, если бы не экономические трудности Китая. Запасы устойчивы, а члены ОПЕК имеют свободные мощности.
Если рынок станет более напряжённым, то сигналы со стороны предложения будут считываться совсем по-другому. Насколько напряжённым станет рынок, зависит не только от спроса, но и от того, каким видели этот спрос производители вчера, когда делали инвестиции. Когда дело доходит до прогнозирования спроса, опасения по поводу изменений климата начинают играть куда большую роль.
The Economist, 16 марта 2024 года.